И опять о нем...

[KrokoBill]

*Не в обзоры

Раз пошла такая пьянка, положу я сюда еще свои размышления о Торине из ПиДжеевского фильма. Писала давно, дотащила до дневника только вот на волне фангерлизма от постера))

Варнинг: обычный. Пафос, пафос, много пафоса. Цитаты чужих стихов. Много любви и обожания.

Номер раз

Я не берусь утверждать, что это - лучшая актерская работа лучшего актера, потому что это, как минимум необъективно. Есть десятки иных актерских работ, которые и цепляют, и подвигают на размышления, не буду тут перечислять многословно по той простой причине, что я ни разу не киноман и наверняка упущу самые-самые потрясающие образы. Но по большей части, они нам современны, они часть нашего понятного мира, они усложняют и саморефлексируют, запутывают и задают вопросы без ответов. Вечный и неизменный постмодернизм: завесить образ за тюлем и муаром метаний и размышлений, усложнить десятком отсылок для самых эрудированных, играть со зрителем в прятки.
Потому образ, созданный Ричардом Аритиджем, не получит громких наград. Он слишком прост. Он слишком ясен и линеен, он не в тренде.
Вопрос в другом. Насколько нужен оказался такой образ? Для меня он не просто нужен. Для меня он бесценен.


Здесь, где свет и тьма давно смешались и грань между злом и добром безнадежно размыта, бывает очень нужно "вернуть равновесие и ясность восприятия". Это слова просто сухие, а на деле я с изумлением вспоминаю те дни, когда образ Торина для меня раскрылся, и я вдруг ощутила, что наконец-то удовлетворена моя давняя, жгучая, но совершенно безотчетная потребность. Будто из душной комнаты вырвался к морю в шторм, будто глаза, уставшие созерцать серые стены домов, вдруг увидели белоснежную гряду гор на горизонте. Первозданность. Чудо свежего взгляда. Песнь Валар, недавно отзвучавшая, и слух с изумлением ловит ее отзвук в мире.
Торин звучит этой Песнью. Ее цвета просты и чисты, но они сияют так, будто недавно только были придуманы, созданы и названы. Ее слова просты и понятны, но они звучат так, будто впервые произнесены под этим небом. Преданность, честь и горячее сердце. Большего я просить не смею... Банально? Штамп? Но все штампы были когда-то единственно верными решениями, и именно их верность сослужила им плохую службу. Их затерли, затаскали, ввели в обыденный обиход. Правда, их верность и истинность никуда не делась. Нужен только тот, кто зажжет их своим светом, и они зазвучат, как в первый день творения.
Это коллективный миф, это подспудный свет в каждом из нас. Не тот коллективный миф, который придумал Юнг, темный, социально-приспособленный, система наших давних архетипов. Что-то иногда поет чуть слышно в груди, то, что манит, и тащит, и зовет, и не дает упокоиться в зоне комфорта. Что-то древнее и истинное, древнее всех сказок и легенд, древнее даже первых слов - размытый и неясный слепок с Мысли Творца.

"Оно является к нам и в звуках: в музыке, от которой что-то дрожит в груди и учащается сердцебиение, в барабанном бое, свисте, звоне и крике. Оно приходит в записанном или произнесенном слове – временами подобное слово, фраза, стихотворная строфа или история становятся такими звучными, такими подлинными, что заставляют нас хотя бы на мгновение вспомнить, из чего мы созданы на самом деле и где наш настоящий дом."
К.П.Эстес "Бегущая с волками"


Рядом с ним я ожила. Мой мир помолодел - не я, куда мне молодеть - а мой мир, та система, в которой я живу. Он стал моложе лет на тысячу. А может, и вовсе пробился корневой системой к источнику сказок и мифов, архетипов бытия и светлой песни. И за все спасибо ему. Торину Дубощиту и Ричарду Армитиджу. Чтобы вынести в себе такой свет, надо быть не просто великолепным актером, надо быть очень сильным и светлым человеком, чтобы не принизить образ, притушить сияние, а подняться до таких высот и засиять самому.
Удивительный человек.
Удивительное состояние. Надо сделать все, чтобы сохранить его на годы.

***

Номер два

я попытаюсь в тыщща незнаюкакой раз рассказать от Торине (пафосно, напыщенно и вообще....), и о том, почему никто больше из ролей Ричарда свет нашего Армитиджа не вызывает у меня таких эмоций.

Чуток Гумилева

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Н. Гумилев

Крокодил опасно с пивом, потому пьян (в меру), но флудит простынями и тащщит чужие стихи.

Это то, о чем писалось в известном у Канта: про звездное небо над головой и моральный закон в груди. Что-то нездешнее, забытое, но родное, будто небесный сон, увиденный не то в раннем детстве, не то вовсе до рождения. Мир, спетый, но не сбывшийся. Кроха горнего пламени в груди, что жжет до боли и тащит сквозь реалии нашего мира - туда. К простому, ясному, несовременному и навсегда - дороже всех "бижу" - истинному. Потому и больно, что в нашем мире оно никогда не воплотится так же полно и прекрасно, и никогда не было "Золотого века", и никогда не было полностью чистого Короля, все равно во всяком есть чревоточина.
Но мы сдвинуты. Мы повернуты. Мы ищем тот отзвук иного, горнего, чистого мира - и находим, крошечный отзвук, сияние не людьми заложенной искры в груди.
Ведь, если рассудить здраво, по теории отбора - не выжили бы люди честные, храбрые, искренние: куда выгодней истребить эти чувства. Но эти понятия живы почему-то, вопреки всем реалиям современности и тыщще предсказаний о "последних временах". Всегда люди ждали последних времен, и всегда мы все жили дальше. И выживем впредь.
Вот - Торин. Я не ждала его, но он пришел, нежданный, но ожидаемый. Осколок света, клочок неба, отзвук Песни бытия - он несет их. Он не икона, не образ, не безгрешный миф, он ошибается и оступается - но тем ярче вспыхивает в нем тот свет, когда тьма и усталость остаются позади. Я верю в него до конца.
Потому я не люблю свуниться по нему: страсть заслоняет свет. Свун - дело наживное, сексуальная привлекательость - тем более; я рада ноткам женщины в моем естестве, но с удовольствием избавляюсь от них. Мне не нужен земной Торин, мужчина, хоть я и не видела мужчин прекрасней него. Гораздо реже и дороже - отзвук Мифа вневременного, вечного. Я все понимаю. Но боюсь подойти слишком близко к Торину, слишком сильно воспринять его-земного и потерять то восприятие, что мне дороже Аркенстона.
Если так уж дело пошло, то и смерть его.... это будет страшно, это будет так безумно черно, что и говорить боюсь. Но мне надо увидеть это, потому боль открывает глаза. "Кричит наш дух, изнемогает плоть, рождая орган для шестого чувства".

Главное, когда отпускает приход, ужасно становится стыдно за высокопарные слова и стопиццот кг пафосЪа. Но иначе почему-то не выходит.